Итак, в своей работе мы показали, что крестьянское социально-политическое сознание
в рассматриваемый период основывалось на обширном комплексе представлений, порождаемых
наивным крестьянским монархизмом. Как было показано, присущий крестьянскому сознанию
наивный монархизм не претерпел в XVIII в. существенных изменений, однако связанный
с ним комплекс идей усложнился, дополнившись активным отношением к абсолютистскому
законодательству, а также более определенными социальными идеалами.
Мы показали, что при этом ведущую роль в формировании представлений народа о
власти играл наивный крестьянский монархизм. Именно благодаря ему антифеодальный
протест приобретает антидворянские черты. Указанные особенности крестьянского сознания
оказали значительное воздействие на формы и характер развития крестьянских представлений
о власти и государственном устройстве. В XVIII веке политический протест находит
свое ярчайшее отражение и в легендах антицаристского толка, которые формулировались
в своеобразной форме замены царя-угнетателя «народным» царем. Таким образом, борьба
против государственности не сводилась к частностям, к обеспечению каких-то индивидуальных
потребностей; она была направлена на то, чтобы «за веру и Правду» постоять. Отсюда
можно сделать выводы о перманентном конфликте по поводу всего строя жизни и основополагающих
ценностей между «низами» общества и господствующим классом.
Мы показали, что требования крестьян носили антигосударственный характер, и то,
это обстоятельство маскировалось тем, что непосредственным объектом их недовольства
было феодальное угнетение, при этом причины недовольства крестьян тяготели к идеалам
наивного крестьянского монархизма, а через него к древнему земледельческому идеалу
вольной догосударственной жизни. Постоянно выдвигались требования, разрушительные
для государства, например, отказ от платежа податей, от рекрутчины, от присяги государю
и тому подобные.
Некоторые исследователи справедливо видят в этом не просто конфликт между обществом
и государством. По их мнению, действия, высказывания, намерения, ценности власти
в глазах народа и действия народа в глазах власти вызывали взаимный страх, выглядели
как нечто иррациональное, неподдающееся пониманию, прогнозу, а, следовательно, опасное.
Как было показано в нашей работе, к началу XIX в. все антифеодальные протесты
и процессы по-прежнему следуют стремлению крестьян освободиться от начальства и
вступить в непосредственные отношения партиципации к монарху.
Кстати, именно в это время крестьянские настроения пыталась использовать русская
интеллигенция, но несмотря на некоторое пересечение во взглядах на государственное
устройство, неудачно, что свидетельствует о совершенно разных представлениях об
административном и государственном устройстве страны, о характере происходящих в
ней социальных процессов. Например, это проявилось при попытке использовать в своих
целях старообрядцев, дабы возбудить в последних политическую оппозицию правительству,
«надоумив» их, «чего им хотеть», убедить их в том, что Правительство – воплощенное
зло, достаточно свалить его и все устроится само собою: будет свобода, крестьяне
получат землю и все заживут богато и счастливо. Другой вопрос, что старообрядцы
видели зло как раз не в Правительстве (Синоде), и не в ортодоксальной церкви, их
угнетающей. Они отказываются идти на поводу интеллигенции и участвовать в борьбе
за преобразования, за свои в сущности права, только потому, что «в житиях нет примера,
чтобы христиане бунтовали, да и святые отцы этому не учат» Недаром, видя подобную
картину, русская интеллигенция обвиняла «низшие слои» в «стихийности» и «темноте».
Государство изначально противостоит русскому человеку как нечто враждебное, и
на него, как на врача, не распространяются моральные запреты: его можно обманывать,
у него можно красть; обещания, данные государству, можно не выполнять. С ним можно
бороться разными способами, но при этом почему-то не имеет силы самое главное для
военных правило: чтобы победить врага надо его знать.
Как бы то ни было, мы отметили, что общественно-политическое сознание русского
крестьянского населения Сибири формировалось под воздействием его экономического
положения, образа жизни, социально-политического статуса, политики государства в
отношении народных масс. Как было отмечено в работе, поступательное развитие общественного
сознания народных масс в эпоху феодализма проходит долгий и сложный путь от непосредственного
отражения основных социальных противоречий к опосредованному теорией, то есть идеологическому
отражению их. По условиям феодальной эпохи господствующей формой теоретического
отражения социальных противоречий является превратная «религиозно-фантастическая»
форма. Это уже идеология, теоретический синтез, как таковой, он и представляет собой
прогресс в развитии общественного сознания. В обстановке социальной забитости,
невежества, всяческой отсталости, инертности, закрепощенности как социальной, так
и духовной социальная мысль обрекалась на «подпольное» существование, на ограниченное
влияние, на замыкание в сфере идеологической борьбы.
Как было показано в работе, в долгой истории антифеодальной борьбы и соответственно
на разных уровнях развития общественного сознания сложилось многообразие форм народного
идеологического протеста, как и многообразие идеалов общественного устройства.
В этом отношении немаловажно, что в течение позднефеодального периода в русле
антифеодальной борьбы крестьянства возникли и широкие движения религиозной оппозиции
(староверие и сектантство) крепостничеству и господствующей церкви. Наблюдается
углубление и конкретизация позитивных идеалов протеста.
Мы видим, что крестьянство всех сословных групп Сибири активно сопротивлялось
любым попыткам увеличения феодальной ренты и наступлению правительства и церкви
на их относительную духовную свободу. Как мы показали, иногда крестьянский протест
выливался в открытые формы, но в повседневном своем выражении имел характер «глухой
обороны», то есть в «неявном» протесте социально-утопических легенд, слухов, фольклора,
а так же в челобитных, жалобах и т.д. Как показала история, в итоге крестьянское
сопротивление все же заставляло власти идти на определенные уступки, какими, например,
несомненно стали отмена десятинной казенной пашни, секуляризация церковных земель
или прекращение приписок к заводам в начале XIX века.
Подводя итог, хотелось бы еще раз сказать об актуальности исследования данной
проблемы и о том, что при изучении её можно и нужно широко использовать наработки
новой исторической дисциплины – исторической психологии, задачей которой является
изучение процессов возникновения, существования и затухания социальных стереотипов,
составляющих в свою очередь структуру национального характера, одного из важнейших
факторов исторического процесса.
|