Обнаруживая когнитивную структуру «присутствия», социо-логия "обнажает прием", показывает организацию социологической теории, ее происхождение из исторически конкретных социальных установлений. Даже если мы сможем увидеть в arche социальной науки неразличимое прежде политическое и вместе с тем метафизическое начало — онтологизированные практические схемы, оно все же само по себе не устранится. Метафизическое основание неотделимо, как минимум, от политической мобилизации. У «элиты», например, нет никакого основания «присутствовать», кроме относительно релевантных "социальных представлений". Чтобы превратить «элиту» из «присутствия» в «отсутствие», необходимо (однако недостаточно) не использовать этого понятия, научно доопределяющего легитимные практические схемы.

Практические схемы неравномерно распределены между социальными позициями и всегда легитимны лишь относительно: они не могут быть легитимными для всех без исключения социальных позиций, и то, что кажется справедливым и закономерным, разумным и естественным доминирующим, может вызывать непонимание и возмущение у доминируемых. Поскольку «присутствие» онтологизирует легитимную практическую схему, постольку оно неявно связано с социальной позицией: практическая схема (субъективная структура) есть интериоризация определенного пучка социальных отношений (объективных структур), опредмеченных в социальной позиции. В силу этого можно установить отношения подобия между «присутствиями» и социальными позициями.

Иными словами, начала каждой социологии могут быть соотнесены с определенной социальной позицией. Отсюда следует, что притязания концепции на когнитивную значимость обосновываются, в конечном счете, не эпистемологически, а социально: исходя из онтологизации легитимных практических схем, которые суть интериоризированные социальные позиции. Потому "последним основанием" социологической теории выступает изоморфная ей социальная позиция, и конкуренция между теориями подобна конкуренции между соотносимыми с ними позициями.

***

Социальная наука и «политика». Это значит: социальная наука перед лицом не-науки. Главная трудность здесь заключается в осознании нами того, что перед лицом «политики» социология уже находится перед самой собой, она узнает себя в «политике». Политика есть условие возможности и невозможности социологии в одно и то же время. С одной стороны, «пред-понимание» делает социологическую концепцию возможной еще до ее формулирования. С другой, созданные символическим производством «предпонятия» социального опыта, коль скоро социальная наука не разорвала с ними, — превращают ее в "одну из" идеологий.

Вопрос о том, что делает социологическую концепцию возможной еще до нее самой, готовит условия свободного отношения социологии к не-социологии. И "социальный мир" и "жизненный мир" политизированы; опыт языка представляет собой политический опыт, поэтому социолог использует понятия, которые уже являются политическими инструментами. Однако существуют рефлективные процедуры (например, объективация объективирующего субъектаXIII), позволяющие построить иные отношения социальной науки с политикой и тем самым получить возможность свободно отнестись к ней. Отрефлектировать связь социологии с не-социологией — значит создать средства борьбы с различными формами символического насилия, осуществляемого «политикой» над социологами.

Способность рефлектировать, объективировать, делать явным то, что было скрытым, субъективным, непонятым, представляет собой символическую власть, неравномерно распределенную между агентами и институциями. Социально-критическая наука, определяющая неопределенное, тематизирующая нетематизированное, дающая неведомому "и обиталище и имя", категорически не нужна доминирующим социально-политическим силам, заинтересованным лишь в легитимации и рационализации сложившегося порядка господства. Итак, научная объективация необъективированного в социальной действительности — проблема не столько эпистемологическая, сколько общественно-политическая.

Напомним, что Э. Гуссерль в "Идеях к чистой феноменологии и феноменологической философии" рассматривает тематизацию как явную и отчетливую формулировку в виде суждений того нетематизированного, каковое уже неявным образом используется наукой. Под нетематизированным подразумеваются "все индивидуальные предметности, конституирующиеся благодаря оценивающим и практическим функциям сознания" XIV, все то, что допускается фактически существующим "естественной установкой" сознания, наивно полагающей (поскольку она не дает различать тип связи между предметами от типа связи между предметами и сознанием), будто единственно реальный мир выступает коррелятом сознания. Этот неотрефлектированный главный постулат (Generalthesis) есть то радикальное нетематизированное науки, которое обосновывает ее, а тематизация оказывается его предикативным принятием в качестве объекта феноменологического epohe. Заключая нетематизированное в скобки, феноменология выявляет само условие возможности Generalthesis "естественной установки", а именно, феноменологически нетематизированную интенциональность, трактуемую как такое отношение сознания к своему корреляту, которое не постулирует существование интенционального предмета. Согласно Э. Гуссерлю, феноменологическая тематизация есть объективация всех нетематизированных идеальных и трансцендентальных структур сознания. Напротив, для М. Хайдеггера вовсе нетематизируемое, ускользающее от всех мыслимых объективаций и предикаций, выступает условием возможности тематизацииXV. Развивая эту линию анализа начал науки, Ж. Деррида (в своем знаменитом «Введении» к "Началу геометрии" Э. Гуссерля) увязывает принципиально нетематизируемое с различием между тематизируемым и нетематизируемым, доказывая недостижимость гуссерлианского окончательного основания (Endstiftung) науки с помощью тематизации.