Осознавая принципиальную рискогенность всякого рода общественного производства, общество все больше усилий и ресурсов направляло на создание технических и социальных систем, снижающих или локализующих риски, порождаемые и распространяемые этим производством.

Для борьбы с рисками модернизации общество создало и постоянно совершенствовало три принципиально различных, но взаимосвязанных вида социальных технологий. Прежде всего, оно стремилось, к созданию таких технологий, которые бы минимизировали производство рисков. Создание производств с замкнутым циклом – наиболее характерный пример. Далее, как оказалось, без высоко рискогенных технологий все же не обойтись, люди стали изобретать все более изощренные «технологии защиты», начиная от элементарной техники безопасности и вплоть до международных систем коллективной безопасности. Сформировалось международное законодательство и реализующие его институциональные системы, нацеленные на разработку и поддержание некоторой системы «норм риска» как неотъемлемого элемента архитектуры глобального миропорядка. Далее, поскольку все же часть рисков, преодолевая все системы защиты, вырывалась на свободу, то есть в окружающую природную и социальную среду, человечество стало разрабатывать технологии локализации и «отлова» этих мигрирующих рисков. Так как жизнь в рискогенной среде становилась практически неизбежной, стали возникать институциональные структуры, специализирующиеся на борьбе с авариями и катастрофами. Наконец, возникла и другая «норма риска», уже как элемент современной культуры. Я имею в виду формирование в массовом сознании понятия «социально приемлемого риска», отразившее принятие обществом факта рискогенности собственной жизнедеятельности, равно как и небезопасности среды своего обитания.

Советское, а затем и постсоветское общества пренебрегли этими необходимыми формами риск-рефлексии. Чернобыльская катастрофа – лишь глобальное, а по сему публичное эмпирическое подтверждение наступления в России эпохи всеобщего риска.

В действительности «вирус» этого недуга появился значительно раньше. Он выращивался и культивировался в идеологических лабораториях конца XIX - начала XX вв., где создавался коммунистический проект радикальной трансформации российского общества. Построенный в СССР социализм, несмотря на его очевидные достижения, потенциально уже был обществом всеобщего риска. Иначе говоря, многосторонний, глубоко укорененный в самом способе общественного производства риск и был ценой, уплаченной за построение этого социализма. Идеологическая доктрина и реализующие ее политические структуры – вот главный источник и создатель в советской России общества катастрофического типа. Репрессивный политический режим, форсированная индустриализация и урбанизация, сверхцентрализация экономики и всеобщая милитаризация, расхищение интеллектуальных и природных ресурсов страны, – все эти процессы лишь закрепили, институционализировали расширенное производство рисков во всех сферах советского общества. Совокупность базовых мировоззренческих и политических установок этого общества Олег Николаевич Яницкий назвал «Парадигмой системной исключительности», имея в виду тотальное господство Системы над природой и человеком.